Девять жизней черной кошки - Страница 83

– Вероника, вставай, – хрипло сказал Черкесов, сам находясь на последнем пределе. – Немного осталось.

– У меня ножки устали, – скуксилась она. – Я хочу пить.

– Ты же большая девочка, – вяло уговаривал ее Черкесов. – Ты ведь знаешь, что у нас воды нет. А снег есть нельзя, ты простудишься, заболеешь воспалением легких. Потерпи. Идем, Вероника. Маме нужна помощь.

В ответ малышка всхлипнула.

– Только не реви… – пробормотал Черкесов, у него не было сил на уговоры. – Я тоже устал, Вероника. Ну, посмотри, вон огоньки. Идем. – Вероника и не помышляла вставать. – Ты очень вредная девочка. Ты думаешь только о себе… Вставай, черт возьми…

– Э-э-э… – раздался в ответ невыносимый рев.

– Прекрати! – прикрикнул он на девочку. – Иначе останешься здесь одна.

Ага, так она и прекратила! Еще больше разревелась. В завывающей снежной мгле плач маленькой девочки бил по нервам, привносил в душу полную безнадежность. Ему уже казалось, что дойти до берега просто невозможно, они рухнут тут, на льду, без сил и замерзнут. Убежать от убийц и погибнуть, видя огни города, – это злая шутка судьбы. Он тут же отогнал черные мысли. Нет, надо идти!

А Вероника плакала. Василий Романович мало занимался воспитанием своих детей, ему все некогда было. Он не знал, как уговорить ребенка, на какие нажать рычаги, чтобы заставить девочку идти дальше. Но и стоять долго нельзя – все тело сразу охватывал холод. Даже нельзя сделать несколько шагов в сторону, чтобы напугать Веронику и тем самым заставить подняться, – легко потерять ее. Кругом тьма и метель. В этой круговерти они могут долго бродить, слыша голоса друг друга, и не столкнуться. Если б не свечение огней города, можно было подумать, что он ослеп. Оставался один выход.

– Вероника, не плачь, – выговорил Черкесов, облизнув сухие губы.

Его тоже мучила жажда. Странно, ведь жажда случается при жаре, когда нещадно палит солнце, – в памяти вплывали жаркие дни, высокие стаканы, наполненные водой с пузырьками. И никогда Черкесов не слышал, что жажда терзает при холоде да еще при обильном снегопаде, который легко превратить в воду. Василий Романович присел, зачерпнул рукой свежего снега, пожевал его, превращая в воду. Как хочется пить… Хочется глотать воду, глотать, пока не напьешься. Но снегом не напьешься. А вода – в городе, до нее надо дойти. Он пожевал еще снега и приказал Веронике:

– Лезь ко мне на спину. Только держись крепко. – Она послушно обхватила его шею руками, а ногами туловище, Черкесов с трудом поднялся, сцепив руки в замок под попкой девочки. – Не дави шею… дышать нечем. За плечи… держись…

Черкесов устремил взгляд на многочисленные размытые круги огней. Сколько же они прошли? Оглянулся назад. Сзади одна темень и ничего больше. А сколько осталось? Черкесов вновь повернулся к огням. Сможет ли он дойти до них с грузом? Кружилась голова. Мышцы ног от напряженной ходьбы дрожали и слабели, так и тянуло опуститься на лед и полежать, хоть чуточку отдохнуть. Но Василий Романович хорошо знал: этого делать нельзя.

Черкесов собрал все силы и пошел снова вперед – на огни, которые расплывались перед глазами. Дойти бы…

* * *

– Назар… – тихо позвала Алла.

Он не ответил. Алла позвала его по имени еще раз, а убедившись, что он спит крепко, выскользнула из постели и накинула халатик, не спуская с Назара глаз. Еще с минуту постояла, слушая его дыхание, затем вышла, плотно прикрыв дверь.

Назар приоткрыл один глаз, оглядел комнату, осторожно поднялся и метнулся к двери. Сначала приложил ухо к щели, после чего тихонько приотворил дверь и выскользнул в коридор. По характерным звукам он понял, что Алла в кухне и что она набирает номер на телефонной трубке. Эх, сейчас бы увидеть, на какие цифры она нажимает… Однако телефонный аппарат и табло на нем были вне досягаемости зрения Назара. Он замер, прислушиваясь. Алла набирала номер несколько раз. Наконец она тихо заговорила:

– Это Алла… Не умрешь! Подумаешь, разбудила… Так вот, дорогой, хочу сказать тебе: ты сволочь. Нет, извини, ты не просто сволочь, ты – дерьмо. Я все знаю. Все – это все, разве нужны объяснения? Ты обвел меня вокруг пальца, а я, дура, верила тебе. Этого я тебе никогда не прощу.

Назар тихонько вернулся в комнату, услышав, как Алла зло еще раз сказала в трубку:

– Дерьмо!

Он лег в постель и снова притворился спящим. Вернулась Алла, тоже легла, стараясь не разбудить его. Назар заворочался, но «не проснулся». Сейчас не до любовных утех. Он думал, прикидывал.

Что заставило Аллу звонить кому-то среди ночи, почему не вытерпела до утра? Неужели так срочно требовалось сказать этому «кому-то» свое о нем мнение – что он «дерьмо»? Понятно, только оскорбленное самолюбие подстегнуло ее позвонить среди ночи. Она оскорблена до потери пульса, доведена до такого состояния, когда терпеть до утра просто нет сил. Значит, звонила близкому человеку, мужчине, который ее обманул. Об обмане она явно узнала от Назара. Значит, это кто-то из четверых подозреваемых, ведь только о них шла речь. Ого! Получается, Алла прекрасно знает убийцу. И наверняка у них были теплые отношения, возможно, даже, что и заговор они обдумывали вместе. Так, далее… Следует вычислить, кто тот таинственный мужчина, которому звонила Алла.

Волокуша? Этот увлечет женщину до потери контроля в одном-единственном случае – если вдруг станет арабским шейхом и начнет чахнуть над несметными сокровищами. Итак, Волокуша отпадает.

Бубулин? Дедушка вполне симпатичный, но, пожалуй, староват. Впрочем, говорят – седина в бороду, бес в ребро. Они общались в отсутствие Черкесова. Бубулин часто ссорился с Васей, ссорился открыто. Что, если интересы Аллочки и Бубулина в чем-то крупно пересеклись, а Алла явилась лакмусовой бумажкой, проявляющей слабые места Черкесова? Что, если у них договор – Алла добивается развода, женит на себе Черкесова… Ну и зачем убивать Васю? В таком случае – долой Ларису, а Вася нужен живым. Кстати, для подобного плана нужны не любовные отношения, а только холодные, практичные. В принципе слова Аллы по телефону можно трактовать, как высказывания деловому партнеру. Но только слова. Интонации же ее голоса принадлежали до смерти обиженной женщине, следовательно, она влюблена в того, кому звонила. Алла любит Бубулина? Сомнительно. Нет, это кто-то из оставшихся двоих.